Неточные совпадения
Он
вышел в большую комнату, место детских игр в зимние дни, и долго ходил по ней из угла в угол, думая о том, как легко исчезает из памяти все, кроме того, что тревожит. Где-то живет отец, о котором он никогда не вспоминает, так же, как о брате Дмитрии. А вот о Лидии думается против воли. Было бы не плохо, если б с нею случилось несчастие, неудачный
роман или что-нибудь в этом роде. Было бы и для нее полезно, если б что-нибудь согнуло ее гордость. Чем она гордится? Не красива. И — не умна.
— Говорят,
вышел он от одной дамы, — у него тут
роман был, — а откуда-то выскочил скромный герой — бац его в упор, а затем — бац в ногу или в морду лошади, которая ожидала его, вот и все! Говорят, — он был бабник, в Москве у него будто бы партийная любовница была.
Есть своя бездна и там: слава Богу, я никогда не заглядывался в нее, а если загляну — так уж
выйдет не
роман, а трагедия.
«Где же тут
роман? — печально думал он, — нет его! Из всего этого материала может
выйти разве пролог к
роману! а самый
роман — впереди, или вовсе не будет его! Какой
роман найду я там, в глуши, в деревне! Идиллию, пожалуй, между курами и петухами, а не
роман у живых людей, с огнем, движением, страстью!»
Марфенька зажимала уши или уходила вон, лишь только Викентьев, в объяснениях своих,
выйдет из пределов обыкновенных выражений и заговорит о любви к ней языком
романа или повести.
— Не знаю, бабушка, пишу жизнь —
выходит роман: пишу
роман —
выходит жизнь. А что будет окончательно — не знаю.
«Да, из них
выйдет роман, — думал он, —
роман, пожалуй, верный, но вялый, мелкий, — у одной с аристократическими, у другой с мещанскими подробностями. Там широкая картина холодной дремоты в мраморных саркофагах, с золотыми, шитыми на бархате, гербами на гробах; здесь — картина теплого летнего сна, на зелени, среди цветов, под чистым небом, но все сна, непробудного сна!»
«А отчего у меня до сих пор нет ее портрета кистью? — вдруг спросил он себя, тогда как он, с первой же встречи с Марфенькой, передал полотну ее черты, под влиянием первых впечатлений, и черты эти
вышли говорящи, „в портрете есть правда, жизнь, верность во всем… кроме плеча и рук“, — думал он. А портрета Веры нет; ужели он уедет без него!.. Теперь ничто не мешает, страсти у него нет, она его не убегает… Имея портрет, легче писать и
роман: перед глазами будет она, как живая…
Я вполне готов верить, как уверял он меня прошлого года сам, с краской в лице, несмотря на то, что рассказывал про все это с самым непринужденным и «остроумным» видом, что
романа никакого не было вовсе и что все
вышло так.
Без сомнения, он чувствует сам всю невероятность выдумки и мучится, страшно мучится, как бы сделать ее вероятнее, так сочинить, чтоб уж
вышел целый правдоподобный
роман.
Трофимов. Уж очень она усердная, не в свое дело суется. Все лето не давала покоя ни мне, ни Ане, боялась, как бы у нас
романа не
вышло. Какое ей дело? И к тому же я вида не подавал, я так далек от пошлости. Мы выше любви!
Через месяц, только что выздоровел, на Кавказ отпросился;
роман решительный
вышел!
Вышел роман: «Вечный жид».
— Ах, глупости какие, разве я не читаю других
романов и повестей, — ни за что не
выйду! — сказала она и возвратилась в кабинет.
Я рассчитывал на вас и вчера всю ночь обдумывал один
роман, так, для пробы, и знаете ли: могла бы
выйти премиленькая вещица.
Я развернул книгу и приготовился читать. В тот вечер только что
вышел мой
роман из печати, и я, достав наконец экземпляр, прибежал к Ихменевым читать свое сочинение.
— Не изменились; все
роман пишу; да тяжело, не дается. Вдохновение выдохлось. Сплеча-то и можно бы написать, пожалуй, и занимательно бы
вышло; да хорошую идею жаль портить. Эта из любимых. А к сроку непременно надо в журнал. Я даже думаю бросить
роман и придумать повесть поскорее, так, что-нибудь легонькое и грациозное и отнюдь без мрачного направления… Это уж отнюдь… Все должны веселиться и радоваться!..
И вот
вышел, наконец, мой
роман.
— Нет, не просьбы. — И я объяснил ей сколько мог, что описываю разные истории про разных людей: из этого
выходят книги, которые называются повестями и
романами. Она слушала с большим любопытством.
Четверть часа спустя, когда я
вышел на минутку в кухню, она быстро вскочила с постели и положила
роман на прежнее место: воротясь, я увидал уже его на столе.
Но вот что: если этот мир — только мой, зачем же он в этих записях? Зачем здесь эти нелепые «сны», шкафы, бесконечные коридоры? Я с прискорбием вижу, что вместо стройной и строго математической поэмы в честь Единого Государства — у меня
выходит какой-то фантастический авантюрный
роман. Ах, если бы и в самом деле это был только
роман, а не теперешняя моя, исполненная иксов, и падений, жизнь.
Роман ее был непродолжителен. Через неделю Аигин собрался так же внезапно, как внезапно приехал. Он не был особенно нежен с нею, ничего не обещал, не говорил о том, что они когда-нибудь встретятся, и только однажды спросил, не нуждается ли она. Разумеется, она ответила отрицательно. Даже собравшись совсем, он не зашел к ней проститься, а только, проезжая в коляске мимо школы,
вышел из экипажа и очень тихо постучал указательным пальцем в окно.
Вскоре после того как закончилось печатание «Тысячи душ» в «Отечественных записках»,
вышло отдельное издание
романа, где с некоторыми изменениями был воспроизведен журнальный текст.
Все, я думаю, помнят, в каком огромном количестве в тридцатых годах
выходили романы переводные и русские,
романы всевозможных содержаний: исторические, нравоописательные, разбойничьи; сборники, альманахи и, наконец, журналы.
Катенька была уже совсем большая, читала очень много
романов, и мысль, что она скоро может
выйти замуж, уже не казалась мне шуткой; но, несмотря на то, что и Володя был большой, они не сходились с ним и даже, кажется, взаимно презирали друг друга.
Однажды я
выходил из театра Корша и услыхал, как швейцар
Роман стремительно выбежал на театральное крыльцо и кричит...
— А я думал, если человек два дня сряду за полночь читает вам наедине свой
роман и хочет вашего мнения, то уж сам по крайней мере
вышел из этих официальностей… Меня Юлия Михайловна принимает на короткой ноге; как вас тут распознаешь? — с некоторым даже достоинством произнес Петр Степанович. — Вот вам кстати и ваш
роман, — положил он на стол большую, вескую, свернутую в трубку тетрадь, наглухо обернутую синею бумагой.
— Было раз — это точно. Спас я однажды барышню, из огня вытащил, только, должно быть, не остерегся при этом. Прихожу это на другой день к ним в дом, приказываю доложить, что, мол, тот самый человек явился, — и что же-с! оне мне с лрислугой десять рублей
выслали. Тем мой
роман и кончился.
Кто знает, может быть, при других обстоятельствах из него бы
вышел какой-нибудь Робинзон Крузе [Робинзон Крузе — герой
романа Д. Дефо «Жизнь и приключения Робинзона Крузо».] с его страстью путешествовать.
— Видел и я, — у меня глаз-то, правда, и стар, ну, да не совсем, однако, и слеп, — формы не знает, да кабы не знал по глупости, по непривычке — не велика беда: когда-нибудь научился бы, а то из ума не знает; у него из дела
выходит роман, а главное-то между палец идет; от кого сообщено, достодолжное ли течение, кому переслать — ему все равно; это называется по-русски: вершки хватать; а спроси его — он нас, стариков, пожалуй, поучит.
Объявление о выходе «Кошницы» я прочел в газете. Первое, что мне бросилось в глаза, это то, что у моего
романа было изменено заглавие — вместо «Больной совести» получились «Удары судьбы». В новом названии чувствовалось какое-то роковое пророчество. Мало этого,
роман был подписан просто инициалами, а неизвестная рука мне приделала псевдоним «Запорожец», что
выходило и крикливо и помпезно. Пепко, прочитав объявление, расхохотался и проговорил...
Нина Федоровна обожала своего мужа. И теперь, слушая исторический
роман, она думала о том, как она много пережила, сколько выстрадала за все время, и что если бы кто-нибудь описал ее жизнь, то
вышло бы очень жалостно. Так как опухоль у нее была в груди, то она была уверена, что и болеет она от любви, от семейной жизни, и что в постель ее уложили ревность и слезы.
Между Сашей и дядей давно уже установилось молчаливое соглашение: они сменяли друг друга. Теперь Саша закрыла свою хрестоматию и, не сказав ни слова, тихо
вышла из комнаты; Лаптев взял с комода исторический
роман и, отыскав страницу, какую нужно, сел и стал читать вслух.
Вышло то, что политико-эконом, с отчаяния, в числе французских городов назвал наконец Монфермель, вспомнив, вероятно, польдекоковский
роман.
— Не печалься за нас, пане, — говорит Опанас, —
Роман будет на болоте раньше твоих доезжачих, а я, по твоей милости, один на свете, мне о своей голове думать недолго. Вскину рушницу за плечи и пойду себе в лес… Наберу проворных хлопцев и будем гулять… Из лесу станем
выходить ночью на дорогу, а когда в село забредем, то прямо в панские хоромы. Эй, подымай, Ромасю, пана, вынесем его милость на дождик.
Вот и они
вышли. А уж пан сидит на ковре, велел подать фляжку и чарку, наливает в чарку горелку и подчивает
Романа. Эге, хороша была у пана и фляжка и чарка, а горелка еще лучше. Чарочку выпьешь — душа радуется, другую выпьешь — сердце скачет в груди, а если человек непривычный, то с третьей чарки и под лавкой валяется, коли баба на лавку не уложит.
Забился тут пан, закричал, а
Роман только ворчит про себя, как медведь, а козак насмехается. Вот и
вышли.
Вот я выбежал из хаты, смотрю: подъехал пан, остановился, и доезжачие стали;
Роман из избы
вышел, подержал пану стремя: ступил пан на землю.
Роман ему поклонился.
Доводилась она как-то сродни князю Потемкину-Таврическому; куртизанила в свое время на стоящих выше всякого описания его вельможеских пирах; имела какой-то
роман, из рода
романов, отличавших тогдашнюю распудренную эпоху северной Пальмиры, и, наконец,
вышла замуж за князя Аггея Лукича Сурского, человека старого, не безобразного, но страшного с виду и еще более страшного по характеру.
— Милочка, душечка Жервеза, и ничего больше, — успокоивала ее Дора. — Совершенно французская идиллия из повести или
романа, — говорила она,
выходя с Долинским за калитку дворика, — благородная крестьянка, коровки, дети, куры, молоко и лужайка. Как странно! Как глупо и пошло мне это представлялось в описаниях, и как это хорошо, как спокойно ото всего этого на самом деле. Жервеза, возьмите, милая, меня жить к себе.
Лакей быстро побежал наверх к графу, который, по решительному отсутствию денег, несколько дней не
выходил из дома, а все время употреблял на то, что читал скабрезные французские
романы, отрытые им в библиотеке Бегушева. На приглашение хозяина он немедленно сошел к нему.
У меня и у самого сейчас найдется для нее подарок, — воскликнул
Роман Прокофьич и, торопливо вытащив из-за мольберта один из стоявших там запыленных картонов, вырезал из него прихотливый, неправильный овал, обернул этот кусок бумагою, и мы
вышли.
Роман Прокофьич сдержал обещание, данное Иде: он уехал на другой же день, оставив все свои дела в совершенном беспорядке. Недели через три я получил от него вежливое письмо с просьбою
выслать ему некоторые его вещи в Тифлис, а остальное продать и с квартирою распорядиться по моему усмотрению.
— Во-первых — это надо для тебя же! А во-вторых — что же мне кошек, собак завести, Маврина? Я сижу одна, как в тюрьме, на улицу
выйти не с кем. А она — интересная, она мне
романы, журналы даёт, политикой занимается, обо всём рассказывает. Я с ней в гимназии у Поповой училась, потом мы разругались…
Ничипоренко вел себя так, как ведут себя предприниматели, описанные в некоторых известных повестях и в
романах, но то, что люди в повестях и
романах, по воле авторов, слушают развеся уши, за то в действительной жизни сплошь и рядом называют человека дураком и просят его
выйти за двери.
Действительность иногда бывает неправдоподобнее всякого вымысла. Такою оказалась развязка нашего полудетского
романа. Только впоследствии я узнал, что ко времени неожиданной смуты так же неожиданно приехал в Москву чиновник из Петербурга и проездом на Кавказ, к месту своего назначения, захватил и сестру свою Елену Григорьевну. Впоследствии я слышал, что она
вышла там замуж за чиновника, с которым, конечно, была гораздо счастливее, чем могла бы быть со мною.
Как бы то ни было, но покуда арена, на которую, видимо,
выходит новый
роман, остается неосвещенною, скромность и сознание пользы заставляет вступать на нее не в качестве художника, а в качестве собирателя материалов.
В этом случае я могу сослаться на величайшего из русских художников, Гоголя, который давно провидел, что
роману предстоит
выйти из рамок семейственности.
Лизавета Николавна легла в постель, поставила возле себя на столик свечу и раскрыла какой-то французский
роман — Марфуша
вышла… тишина воцарилась в комнате.
До сих пор, любезные читатели, вы видели, что любовь моих героев не
выходила из общих правил всех
романов и всякой начинающейся любви. Но зато впоследствии… о! впоследствии вы увидите и услышите чудные вещи.